top of page

Глава 11. Почта и разбитый пузырёк

 

 

Для печали есть предел, для страха -- нет.

(Гай Плиний Цецилий Секунд)

 

 

Том вскоре предложил вернуться домой, но Габриэль настаивал на поездке на почту за книгами. Это все равно стоило сделать, а раз уж они все равно уже вышли из дому, то можно было покончить со всеми делами сразу.

– Хорошо, но в таком случае сначала зайдем куда-нибудь перекусить. Я хочу, что бы ты съел суп.

Габриэль не возражал. После прогулки он был в прекрасном настроении и впервые за... он уже не помнил сколько времени он чувствовал что-то напоминающее аппетит. К сожалению, и то и другое пропало, как только они вошли в кафе. Заведение было небольшим, как и все в этой округе, но посетителей было достаточно – приближалось время ланча. Едва Габриэль и Том появились на пороге, все головы повернулись к ним. В небольшом поселке, как этот, где появление нового лица – целое событие, появление сразу двоих незнакомцев просто обязано было привлечь внимание. Габриэль представил, что за чудесный объект для пересудов они собой представляли: высокий, широкоплечий Том, с прямой спиной и высоко поднятой головой, где угодно выглядевший как у себя дома, и тощий бледный мальчишка, уцепившийся за его руку, с нездоровым румянцем после долгой ходьбы и затравленным взглядом. Он с трудом подавил желание сразу же выйти, выпрямился как мог и потянул Тома к свободному столику. Аппетит пропал. От напряжения свело спину. Габриэль нервным движением поправил волосы и неосознанно оттянул рукава, пряча в них руки.

Том нахмурился.

– Что-то случилось? – тихо спросил он.

Со стороны Том казался расслабленным, но Габриэль уже достаточно хорошо изучил его, чтобы заметить, что это лишь видимость. Том чувствовал беспокойство Габриэля, и это насторожило его.

– Ничего страшного. Просто... все смотрят на нас.

– Здесь много людей?

Габриэль быстро окинул взглядом зал.

– Человек пятнадцать.

Том нашел руку Габриэля и быстро сжал:

– Не бери в голову, пусть смотрят.

– Я чувствую себя... как будто грязным. Как будто, если дать им волю, они захотят меня раздеть и покрутить во все стороны, чтобы рассмотреть получше, потрогать, спросить, откуда появились те или иные отметины...

Том не успел ответить – к ним подошла официантка. Габриэль хотел было попросить меню, но только сейчас заметил сложенные папочки на краю стола, а он их даже не открыл.

– Готовы сделать заказ?

– Два рыбных супа, – ответил за обоих Том. – И томатный сок моему спутнику, а мне яблочный.

Она еще раз перечислила блюда и ушла.

– Спасибо, – еле слышно прошептал Габриэль.

– Не за что, – так же тихо ответил Том.

– Откуда вы знаете, что у них подают рыбный суп?

– Здесь им пахнет.

Габриэль принюхался, но не заметил никакого особого запаха, очевидно, Том чувствовал больше него.

– Габриэль... Послушай меня, эти люди не враги тебе. Они просто любопытны. Это, конечно, порок, но они не знают, как сильно тебя мучает их пристальное внимание. Веди себя как обычно, и они скоро забудут о тебе.

– Я постараюсь, – ответил он и попытался немного расслабиться, но ему это не слишком удалось.

Том задумчиво постукивал пальцами по столу.

– Ты уверен, что хочешь ехать за книгами?

– Уверен.

– Мне кажется, лучше было бы вернуться домой. На сегодня с тебя достаточно приключений.

– Нет, я хотел бы разобраться с этим сразу.

– Мы могли бы вообще не забирать их. Купили бы все электронные.

– Это глупо, мы уже потратили деньги. И я говорил, что не фарфоровая кукла.

– Тогда почему именно сегодня? Тебе нечего читать?

– Том, вы меня в чем-то подозреваете? – в голосе Габриэля появилось негодование, но внутри все сжалось.

Том задумчиво склонил голову к плечу.

– Нет, просто тебе не свойственна такая настойчивость в вопросах, которые для тебя не имеют значения, и я пытаюсь понять, почему эти книги так важны.

Габриэль ничего не ответил. Да и что он мог ответить? Говорить, что заказал для Тома трость и хочет, чтобы тот скорее мог начать ею пользоваться, сейчас явно было не время. Хотя когда именно настанет время, он не знал. Хорошо, что он не успел ничего съесть, потому что его уже подташнивало от волнения.

Вскоре принесли заказ. Том снял очки и осторожно взялся за приборы. Съел несколько ложек и, слыша, что Габриэль к своему блюду даже не притронулся, вздохнул и откинулся на спинку стула:

– Ты ничего не ешь.

– Я не голоден.

– Тогда плати и идем отсюда.

– Но вы голодны.

– Не больше, чем ты.

– Вы и вчера почти ничего не ели.

Том только пожал плечами:

– Если ты не будешь, я тоже не буду.

Габриэль сердито посмотрел на него и сложил руки на груди:

– Это шантаж? Если вы будете есть как я, то скоро начнете падать в голодные обмороки.

Том только пожал плечами и опустил руки на колени, показывая, что и в самом деле не собирается снова приступать.

Габриэль раздраженно выдохнул и бросил взгляд по сторонам.

– Сейчас на нас косятся еще больше.

– И кто в этом виноват?

– Ладно, – ответил Габриэль, придвигая к себе тарелку. – Я ем, довольны?

Он действительно зачерпнул немного супа и отправил в рот. Том подождал, пока Габриэль съест еще несколько ложек и только тогда присоединился.

 

 

Если бы Габриэля спросили, он вряд ли смог бы объяснить, почему вчера поездка в автобусе не показалась ему чем-то сложным. Да и до этого они ведь проехали немало общественным транспортом, пока добрались нового дома, сначала на поезде, потом автобусом без особых проблем. Сегодня же ему казалось, что взгляды всех прохожих и попутчиков буквально прикованы к нему. Было ли так и вчера? Возможно ли, что Габриэль настолько волновался о людном торговом центре, что не замечал ничего вокруг? Или он так хотел показать Тому, что не боится, что сам поверил в это? Как бы то ни было, сегодня все было иначе. Все казалось более угрюмым, более хмурым, более подозрительным. Недалеко от водительской кабины стояли две девушки, негромко переговариваясь. Иногда они бросали взгляды на Габриэля, и снова о чем-то шушукались и смеялись. Пожилая дама словно нарочно смотрела куда угодно, только не в их с Томом сторону, но время от времени все же встречалась глазами с Габриэлем, поджимала губы и снова отворачивалась, неодобрительно качая головой. Мужчина у окна читал газету, но Габриэль чувствовал на себе его изучающий взгляд. Липкий, словно ощупывающий, от которого хотелось спрятаться, завернуться в сто слоев одежды, чтобы он не смог добраться до его кожи. И таких взглядов были десятки, жалящих, исследующих, презрительных, любопытных. Как Том мог их не замечать?

Словно отвечая хмурому настроению Габриэля начала портиться погода. Чем ближе они подъезжали к центру, тем темнее становилось на улице. Низкие сине-черные тучи заволокли все вокруг, ветер носил по улицам пыль и сорванные с деревьев листья. Габриэль рвано выдохнул и, сам того не понимая, так сжал руку Тома, что тот сдавленно зашипел.

– Простите, я не осознавал, что делаю вам больно.

– Что случилось?

– Кажется, вы как всегда были правы, когда говорили, что поездку лучше отложить. Вот-вот начнется гроза.

Но Том не стал злорадствовать на тему "я тебе говорил", он лишь склонил голову, раздумывая над чем-то, и протянул перекинутую через руку ветровку.

– Надень мою куртку.

– Не надо, – Габриэль успел перехватить взгляд мужчины из-за газеты, с любопытством изучавший начинающие сходить, но все еще желтые синяки от веревок на запястье Тома. – Вам она нужнее. У меня есть худи, а вы останетесь в одной рубашке с коротким рукавом.

– Не спорь,  – Том расправил куртку и набросил ее на плечи Габриэля. – Я бы не предложил, если бы не мог обойтись без нее.

– Спасибо. Идемте, наша остановка. Может быть, нам удастся забрать книги до того, как начнется дождь.

 

Здание почты оказалось довольно старым, но ухоженным. Здесь приятно пахло старой бумагой, деревянным полом, вытоптанным до углублений за годы службы, сургучными печатями на посылках. Людей здесь в это время почти не было, видимо курьерская служба стала популярной и теперь мало кто сам ходил забирать с почты газеты и журналы, только Габриэлю общаться с курьерами больше не хотелось. Зато место нравилось, он с удовольствием остался бы здесь переждать непогоду, но близилось время обеда – отделение должно было скоро закрыться.

Книг было всего пять: два довольно объемных труда большого формата с картинками по анатомии и три толстых справочника по химии. Не много, но ощутимо, если нести все в одной руке. Трость оказалась обернута полиэтиленовой пленкой, без какой-либо коробки или плотной упаковки. Это было и хорошо и плохо: Габриэлю не нужно было разворачивать ее, чтобы проверить заказ, ее будет проще нести, чем если бы она была упакована, но и окружающим было видно, что это такое, и он молился, чтобы пожилой мужчина, принесший ему ее, не произнес вслух что-нибудь вроде "Пожалуйста, вот ваша трость". Она оказалась немного тяжелее, чем предполагал Габриэль, и чуть длиннее. Впрочем, это ее нисколько не портило. Его восхитила искусная работа на ручке: уши гепарда были прижаты к голове, сильное тело выпрямилось в прыжке, как разжатая пружина. Серебряный хищник был гладким и приятным наощупь. Снизу черное дерево было тоже отделано серебряной защитой с наконечником. Слышал ли Том, кроме шуршания пергамента, которым были обернуты книги, шелест пакета и звук, с которым трость положили на прилавок – вида он не подал. Забрал у Габриэля книги, не слушая возражений и кивнул на выход.

 

– Ты как? Зайдем куда-нибудь, переждать, или пойдем на остановку и поскорее домой?

Дождь только начал накрапывать, а Габриэлю уже хватило человеческого общества на сегодня, так что думал он недолго:

– Давайте домой. Намокнем – так намокнем, – он пожал плечами. – Том, осторожно... – Габриэль хотел предупредить, чтобы Том отошел с дороги, но слишком поздно.

– Смотри, куда прешь!

Габриэль вздрогнул от слишком громкого окрика и оттого, что книги, которые держал в руках Том, от столкновения разлетелись по тротуару. Том не дрогнул, но лицо его побелело. Напротив стоял мужчина чуть старше самого Тома с покрасневшим лицом, то ли от клокочущего в нем бешенства, то ли от выпитого спиртного.

– Извините, – ровно ответил Том, – я вас не заметил.

– Так разуй глаза! – мужчина шагнул ближе и преградил Тому дорогу, но тот и не делал попытки отойти. – Ты что ослеп или так занят, что совсем не видишь, что творится вокруг?

– Вы правы. Мало ли во что можно угодить, когда не смотришь себе под ноги, – ответил Том.

В его голосе слышалась холодная ярость, а на лице еле уловимо мелькнуло презрение, но Габриэль не был уверен, что это смог бы заметить кто-либо, кроме него самого. И оказался прав, мужчина не понял.

– Так что, хочешь, чтобы я научил тебя смотреть под ноги и не налетать на порядочных прохожих?

– Я уже извинился, чего еще вы от меня ждете? – на скулах Тома появились розовые пятна, а зубы, казалось, скрипнули так, будто вот-вот начнут крошиться.

Разговор принимал совсем не мирный оборот. Мужчина просто искал повод подраться, а Том не делал ничего, чтобы этой драки избежать. Габриэль нервно сглотнул. Разве Том не понимал, чем это может закончиться? Дождь пошел сильнее, намачивая волосы, стекая каплями по лбу и по щекам. Книги так и лежали на тротуаре, намокая. Этот тип собирался сказать что-то неприятное в ответ, когда Габриэль решил вмешаться.

– Простите, что так получилось, нам очень жаль. Если мы можем что-то сделать, чтобы загладить свою вину... – обычная вежливая фраза, в ответ на нее предполагалось, что собеседник примет извинения и откажется от дальнейших претензий, но видимо, он что-то делал не так, потому что Том нахмурился и чуть подвинулся, чтобы встать между Габриэлем и этим типом, а тот ухмыльнулся и сложил руки на груди.

– Так-так, красавица, и как тебя зовут?

Том нашел руку Габриэля и сжал его предплечье, заставляя молчать.

– Это не имеет отношения к нашему разговору, – холодно сказал он, снимая очки и пряча их в нагрудный карман. – У вас были претензии ко мне.

От собеседника не укрылись ни неподвижный взгляд Тома, ни неуверенное движение, которым он нащупал руку Габриэля у себя за спиной.

– Так ты что и правда слепой, что ли? – хмыкну он. – А это твоя палка? – он кивнул на трость в руке у Габриэля. – Малышка, отдай ее ему, чтоб не сбивал с ног порядочных людей. И пойдем со мной. Зачем тебе калека? А я тебя не обижу, – он поиграл бровями и, обогнув Тома, собственническим жестом положил руку Габриэлю на талию.

Габриэль не понимал, как за каких-то пару минут все могло пойти так неправильно. Том ведь уговаривал его не ехать сегодня, а он не послушал. Незнакомец говорил еще что-то, прижимая Габриэля к себе, дышал ему в лицо перегаром, а Габриэль уже как будто был не здесь. Он чувствовал, как окрудающая действительность начинает плыть, как сжимается его горло, мешая говорить, мешая дышать. По спине потекли капли льющегося за воротник дождя. Они сбегали по волосам, просачивались сквозь куртку и худи, согревались на коже и текли теплыми тонкими струями, так похожими на кровь, словно он и не покидал того подвала, словно это руки Тони оглаживали его тело, спускались по бедру. В глазах начало темнеть, очертания мира быстро размывались. Он уже не видел ничего перед собой, кроме темных стен подвала, забрызганного бурыми пятнами засыхающей крови. На какое-то мгновение ему показалось, что он умирает...

И вдруг все закончилось.

Кто-то тряс его за плечи и прижимал к себе, гладя по голове и успокаивая. Не кто-то – Том. Габриэль узнал бы этот запах, где угодно. Он спрятал лицо на груди Тома, стараясь отогнать вдруг нахлынувший морок. Рубашка Тома была мокрой – Габриэль испуганно поднял голову. Только дождь, всего лишь вода, никакой крови. Он обернулся, чтобы понять, что произошло. По земле качался мужчина, прижимая руки к паху. Рядом стоял Том, все еще держа в руке трость. Вокруг по-прежнему валялись уже совсем мокрые книги.

– Ну что, идем? – спросил он. – От книг еще что-то осталось?

– Да, – Габриэль слабо кивнул, – ничего страшного, высохнут.

 

 

Дождь не прекращался, и пока они ехали в автобусе, и когда шли с остановки к дому. По спине бежали струйки, они стекали за шиворот, обмывали плечи, ползли вдоль позвоночника. Почти так же, как тогда в подвале. Габриэль ненавидел это чувство. К плечам, спине, к ногам прилипала холодная мокрая одежда, заставляя память снова и снова воскрешать самые черные, самые страшные минуты его жизни. Том почти всю дорогу молчал. Габриэль не мог понять, что у него на душе, отчего-то казалось, что Том сердится не на него, но сказать наверняка было невозможно. Он до сих пор не сказал ничего по поводу трости, и Габриэлю очень не хотелось, чтобы Том, как и вчера, заперся в своей комнате до следующего утра.

– Скажите что-нибудь, – наконец не выдержал он.

Том чуть повернул к нему лицо. Ресницы слиплись от дождя, по щекам бежали дорожки воды,  повисали на кончике носа и добирались до его губ, и тогда он поджимал их или быстро облизывал, как если бы это были слезы. Он выглядел сейчас совсем ненамного старше самого Габриэля, и Габриэль задумался, мог ли Том сейчас чувствовать то же, что и он? Тома не били кнутом, но еще до того, как к нему в камеру привели Габриэля, его несколько дней пытали как-то иначе. Могли ли эти воспоминания сейчас точно так же мучать Тома?

– Спасибо за трость, – сказал он настолько тихо, что Габриэль едва расслышал за шелестом дождя. – Не беспокойся, я не сержусь на тебя. Она мне необходима, если я не хочу зависеть посторонней помощи, даже если мне не нравится, что тогда придется зависеть от трости.

Почему Габриэлю еще сегодня утром ему казалось, что на душе Тома не видно шрамов? Он ошибался. Сложно было представить что-либо более противоречивое, чем душа Тома. Том хотел быть сильным, да он и был таким, но это не значило, что все проходит мимо, не задевая его, не оставляя отметин. Даже если правду говорят о том, что испытания даются только тем, кто способен их вынести, разве справедливо, что таким, как Том, приходится их переносить лишь потому, что он может? Почему это случилось с Томом, почему это случилось с самим Габриэлем? Ответов не было, но Габриэль вдруг понял, что не хочет больше мешать Тому мстить. Странно, что ему, лишь недавно вернувшемуся из Италии, тому, чья мать была уроженкой Корсики, понадобилось столько времени для того, чтобы понять то, что для Тома было естественным и неоспоримым? "Есть вещи, которые я не прощаю, да и не вправе простить", – сказал он. Том имел в виду вендетту. У него было на нее право, и что бы он ни решил, так будет правильно, это будет справедливо. Просто потому что ему это нужно, чтобы снова почувствовать себя целым, не сломленным, не побежденным. Не ради того, чтобы наказать обидчика, а чтобы восстановить собственное достоинство, вернуть уважение к себе, забыть, что однажды был слаб, но помнить, что оправился и смог ответить ударом на удар. Может быть, тогда, даже под дождем, Том будет помнить, как смеяться?

– Не за что, – ответил Габриэль чуть запоздало. – Я надеюсь, что не совсем посторонний вам. И я сам завишу от вашей помощи гораздо больше, чем вы от моей или от трости.

Уголок губ Тома приподнялся в намеке на улыбку.

– Тогда почему ты продолжаешь звать меня на "вы"? Я ведь давно разрешил звать себя по имени, обычно это предполагает и более близкую форму обращения.

Габриэль только пожал плечами.

– Не знаю. Наверно, я просто привык. Я постараюсь запомнить.

Они уже подошли к дому, и Габриэль, пока Том не успел уйти, высказал то, чего так боялся:

– Том, вы... ты... ведь не сбежишь снова к себе в комнату, как вчера?

Почему-то сказать эту фразу с "ты" оказалось гораздо проще, как будто Том из-за этого и вправду стал ближе, понятнее. Том повернулся к нему и приподнял брови:

– Я думаю, нам обоим лучше принять душ и переодеться. В моей комнате есть отдельная душевая, так что, мне кажется, будет лучше, если я пойду туда, а ты воспользуешься ванной.

– Я не об этом... И потом... как же ваши... твои волосы?

– Что ты предлагаешь?

– Я могу сходить быстро в душ, а вы подождете меня в ванной, как раз наберется вода, а потом я помогу вам вымыть волосы и... и использовать какой-нибудь бальзам, – под конец Габриэль совсем смутился.

Том задумчиво поводил пальцем по губам:

– Вообще-то я хотел бы, чтобы ты погрелся в ванной не меньше, чем полчаса. После такой прогулки ты можешь заболеть, но так долго лежать в воде тебе нельзя из-за ран, их не стоит размачивать... Ладно, сделаем так: ты идешь в душ в моей комнате, остаешься там, пока не согреешься, а потом вытираешься, быстро берешь мазь, что мы вчера купили, идешь ко мне в ванную, опускаешь в ванну ноги и не вынимаешь до тех пор, пока не разберемся со всеми процедурами, хорошо?

– Хорошо, – Габриэлю было все равно, чем заниматься, лишь бы оставаться с Томом. После такой прогулки он был бы не против и спать на коврике рядом с кроватью Тома, если бы тот позволил. Впрочем, этой ночью он по сути там и спал.

 

Душ сегодня был ему почти так же неприятен, как и дождь. Только струи здесь были горячими. Он помог Габриэлю согреться, смыть с себя ощущение чужих рук и липкие взгляды прохожих, но долго находиться под ним не хотелось. Габриэль вытерся, как и велел Том, завернулся в халат и, схватив мазь, почти побежал в ванную.

Эта комната была намного больше, чем душевая в комнате Тома. Построенная достаточно обеспеченными людьми для себя, она была просторной, удобной, со всем необходимым, но без показной роскоши. Ванна занимала значительную ее часть. Она была овальной формы, с широкими  бортиками и достаточно большая, так что в ней с минимальными неудобствами могли бы уместиться два человека. Сейчас она уже наполнилась водой. Том полулежал, опустив голову на бортик и закрыв глаза. Он выглядел бы вполне расслабленным, если бы не держал себя за плечи, как будто ему было холодно даже в горячей воде.

– Том? – позвал Габриэль, чтобы не напугать его.

– Да, – отозвался он и сел, – забирайся, здесь гораздо больше места, чем я предполагал. И... не бойся, я... – он сглотнул и свел брови, будто собирался сказать что-то, что доставляло ему боль. – Я знаю, что наговорил тебе много неприятных вещей тогда в подвале... Я хочу, чтобы ты знал, что я никогда не трону тебя в том смысле... в любом смысле. Я в плавках, если это тебя беспокоит... Тогда в подвале... я не знал тебя, думал что ты – лишь уловка. Я говорил и делал то, что никогда не стал бы делать в обычной жизни. В общем, я не хочу, чтобы ты думал, что я тебя к чему-то принуждаю, я всего лишь не хочу, чтобы ты заболел. И даже если мы здесь оба почти без одежды, это не значит, что я позволю себе коснуться тебя неподобающим образом...

– Том, – Габриэль решился прервать его. Если где на окраине подсознания у него и были опасения, то сейчас от них не осталось следа. Волнение Тома говорило красноречивее, чем его путаная речь. – Вы уже помогали мне в душе, в Берлине, помните? Вы оставались со мной в постели, пока я то терял сознание, то приходил в себя...

– Это другое.

– Я знаю, но это ничего не меняет. Не скажу, что меня не беспокоят прикосновения, но вы, кажется, единственный человек, которому я доверяю достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности рядом с вами.

Том медленно кивнул:

– Я бы хотел, чтобы так было и дальше. Если тебя что-то испугает, просто скажи мне, ладно?

– Хорошо, – Габриэль кивнул и начал развязывать халат.

Почему-то это простое действо заставило его покраснеть. И еще больше от того, что в отличие от Тома на нем плавок не было. Он не подумал о них, решив, что просто посидит на бортике в халате, но чтобы забраться в ванну, его нужно было снять. Он знал, что Том не увидит его и уж тем более не станет трогать там, где имело значение, есть на нем плавки или нет, но сам факт... Раздетым он чувствовал себя беззащитным, хотя сейчас совершенно в ином смысле, чем подразумевал обычно, когда натягивал на себя водолазку в теплую погоду.

Том не торопил его. Он просто сидел, опустив голову и подтянув ноги к себе, чтобы освободить ему больше места. И Габриэль решился. Вода была горячей, но, может быть, так лишь казалось, потому что он слишком долго простоял босиком на полу. На поверхности плавала пена, пахло какой-то травой – видимо Том добавил что-то из того, что они купили вчера. От этого запаха почему-то становилось спокойнее. Габриэль сел на колени и постарался глубоко вздохнул. Том не сдвинулся с места, только приподнял голову.

– Как ты?

– В порядке.

– Не передумал?

– Нет, – Габриэль улыбнулся, – наоборот, мне интересно. Я помню, какие они шелковые наощупь, хочу почувствовать, какие они в воде.

Том тоже улыбнулся в ответ на его воодушевление.

– Ничего интересного, просто тяжелые и путаются, когда намокнут, еще больше. Хотя больше, чем они уже спутаны, сложно представить.

Он медленно повернулся спиной и опустился в воду, так что его голова оказалась недалеко от коленей Габриэля. Волосы целиком погрузились в воду, расплывшись огромной золотистой медузой. Габриэль осторожно запустил в них пальцы, распрямляя, заставляя их колыхаться под водой, словно водоросли. Их оказалось много, они заплывали ему под руки, щекотали живот, ложились на колени, заставляя Габриэля краснеть.

Лицо Тома казалось спокойным, в то время как сам Габриэль не был уверен, что смог бы так спокойно лежать на воде, зная, что стоит кому-то лишь потянуть его чуть сильнее за волосы... Том настолько ему доверял? Он перевел взгляд на руки Тома и заметил, с какой силой побелевшие пальцы вцепились в бортики ванны. Габриэль еще немного поболтал волосы в воде и приподнял голову Тома, заставляя того сесть. Шампунь стоял тут же на одном из бортиков. Вообще-то Габриэль не очень хорошо представлял, с чего начать, но ведь это не могло быть какой-то слишком сложной задачей? Волосы Тома оказались такими же шелковыми, как он себе представлял, и такими же тяжелыми, как обещал Том. Но сам процесс Габриэлю нравился. Он не спеша помассировал голову Тома, нежно, не желая причинить ему боль, а затем стал спускаться к кончикам, намыливая их и стараясь распрямить по возможности. По спине Тома почти от плеча до талии проходил запекшийся след, оставленный "тупой катаной" Тони, когда Том попытался заслонить Габриэля от очередного удара. Такой след был всего один, зато было много только-только начинающих сходить синяков. Даже сейчас они выглядели устрашающе. Раны Габриэля практически не затрагивали внутренние органы, только кожу и мышцы. Они были тяжелыми, потому что покрывали почти всю его спину, кое-где ноги и руки, из-за них он потерял много крови, но не столько, сколько мог бы, если бы Тони хоть раз ударил в месте, где проходила артерия или вены. Тони не хотел его быстрой смерти. Тома не удостоили плетки, его просто били: по корпусу, по ногам, иногда по лицу. Но если разбитые губы Тома уже зажили, то эти кровоподтеки все еще были хорошо заметны. Могли ли какие-то из них остаться после падения с лестницы? Габриэль, не отдавая себе отчета в том, что делает, осторожно провел пальцами по особо темному месту. Том вздрогнул:

– Что ты делаешь?

– Здесь очень большой синяк, может быть, стоит его чем-нибудь смазать?

– Не стоит. Пройдет.

– Но разве он не болит? А вы сегодня еще занимались.

– А у тебя не болит? Ходить не мешает? А лежать?

Габриэль опустил голову, конечно, это был бестактный вопрос. Конечно, болит, но ко всему можно привыкнуть, и к постоянной боли тоже. Можно даже научиться отличать у неё оттенки и почти игнорировать, когда она в пределах "как обычно" и "не слишком сильно". 

– Простите, – пробормотал он.

– Ты тоже прости, – ответил Том и вдохнул. – Не так уж он болит. Я даже забываю про него, когда не падаю с лестниц.

Габриэль фыркнул, потом еще раз и почти рассмеялся.

– В таком случае я рад, что в этом доме нет лестниц. Давайте смоем, – он слегка потянул Тома за волосы, заставляя его опуститься в воду.

На этот раз Габриэль сел ближе и чуть повернулся, чтобы голова Тома оказалась у него на коленях. Вряд ли он смог бы найти такие слова, чтобы Том смог почувствовать себя в безопасности, но если он будет ощущать под собой опору, не будет необходимости опасаться, что его окунут в воду с головой. Его старания были вознаграждены, когда он заметил, что руки Тома теперь просто лежат на бортиках, а не сжимают их. Габриэль тщательно промыл длинные пряди от шампуня и уставился на выбор ухаживающих средств, предоставленных в его распоряжение.

– Что теперь? – спросил он, так и не прийдя к какому-либо решению.

– Обычно после шампуня идет бальзам. Но когда требуется более серьезное восстановление, используют маску. Её наносят на волосы по всей длине, не затрагивая корней. Время там должно быть написано, но обычно до десяти минут. После неё бальзам не нужен. Волосы и так должны хорошо расчесываться. Если нет, можно будет использовать сыворотку, её наносят совсем немного, на сухие или влажные волосы, и не смывают.

Габриэль осторожно отжал волосы Тома, выбрал из того, что стояло на бортике, маску и начал наносить её. Возможно, это ему лишь казалось, а может быть такое действие было у трав, растворенных в воде, но Том теперь выглядел таким расслабленным и умиротворенным, каким Габриэль ему не видел еще никогда. Это было так на него не похоже. Обычно он держал под контролем все, от собственного выражения лица до каждого постороннего звука, а теперь словно отпустил себя, глаза были закрыты, голос спокойный. Возможно, это впечатление было обманчивым, возможно он, как гепард у него на трости, был готов к прыжку из любого положения, но Габриэлю не хотелось проверять. Если Тому на самом деле было хорошо, то пусть так и остается. Он выждал положенные пять минут и стал смывать маску. На этот раз вымыть её из густых прядей оказалось не так просто, но благодаря ей они стали еще мягче и податливей, и как будто даже еще гуще. Вода стала мыльной и Габриэль включил душ, чтобы промыть волосы еще раз чистой водой. Ему не терпелось высушить их и посмотреть, насколько они стали лучше.

– Дальше я сам. Мне... еще нужно ополоснуться, – остановил его Том, отчего-то смутившись, когда Габриэль предложил ему встать. – Спасибо, что помог... Я выйду буквально через пять минут. И... пожалуйста, оденься тепло, заболеть будет совсем не кстати.

Последнее Том мог бы и не говорить. Габриэль быстро смыл с себя пену и остатки мыла, вытерся, набросил халат и вышел.

Уже начиная одеваться у себя в комнате, он вспомнил, что оставил в ванной мазь, так и не воспользовавшись ею. Пришлось вернуться. Он открыл дверь, собираясь извиниться за вторжение, и застыл. Том стоял к нему спиной, одной рукой упираясь в стену, а другой... Габриэль не видел этого, но мог узнать ласкающие движения. Том уже успел избавиться от плавок, вода из ванной почти ушла и теперь сверху ему на голову и плечи бежал новый поток, и Габриэль, даже не подставляя руку, мог с уверенностью сказать, что он ледяной. В этот момент движения Тома стали более резкими, он запрокинул голову, выгнулся и с громким выдохом содрогнулся всем телом. Он уперся лбом к кафель и медленно осел на дно ванны. Рука, до сих пор лежавшая на стене, сжалась в кулак и слабо ударила по ней раз, затем другой. Его плечи опустились, и он так и остался сидеть под ледяными струями.

Очевидно, эта сцена не была предназначена для посторонних глаз. Габриэль тихонько прикрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Увиденное его... взволновало. Пожалуй, это было самое подходящее определение его чувствам. Он не испугался, не испытал отвращения. Том был молодым мужчиной и не было ничего необычного в том, чему Габриэль стал свидетелем. Более того, Том был красивым молодым мужчиной, должно быть, раньше у него было немало любовниц... если только он подпускал к себе кого-то так близко. Необычным было только то, как Том к этому относился. Вместо удовлетворения и приятной расслабленности – досада и... отчаяние? И ледяной душ, будто он хотел наказать себя за что-то.

Габриэль вернулся к себе в комнату и закончил одеваться. Что бы там ни надумал себе Том, им обоим сейчас не помешает горячий чай. Было около шести вечера. Спать было еще рано, но почитать что-нибудь было возможно... Может быть, вслух? А завтра он закажет для Тома планшет... Или они съездят за ним в торговый центр. Или нет. Габриэлю не хотелось ни видеть кого-то вроде Шэди рядом с их домом, ни повторить сегодняшнюю прогулку. Но ведь вчера ничего такого не произошло. Он зажмурился вспоминая липкий страх, чужие руки, спускающиеся от талии по бедру к его ягодицам, и судорожно всхлипнул.

– Габриэль? – раздалось у него за спиной.

Габриэль вздрогнул и выронил пузырек со снотворным, который он достал посмотреть, на сколько его еще хватит. Бутылочка со звоном упала к ногам Тома и разбилась. По комнате поплыл слабый травяной запах. Габриэль в ужасе переводил взгляд с Тома на осколки на полу. Если сейчас Том узнает этот запах... Задержится ли он, чтобы сказать, что думает о лицемерии и лжи Габриэля или уйдет в том, в чем стоит, не желая провести под одной крышей с предателем ни одной лишней минуты? Снова одиночество, пустой дом, но сейчас еще череда новых страхов и каждую ночь новая пытка, новый кошмар. Сердце билось так, что звенело в ушах. А Том по-прежнему обеспокоено смотрел на него.

– Габриэль? Ты плачешь? Что-то случилось?

– Нет, я... – Габриэль помотал головой, не веря, что все еще может обойтись: Том не почувствовал запах? Или, скорее, не узнал? Не обратил внимания? На кухне пахло чаем, который все время заваривал Габриэль, но ему казалось, что запах снотворного перекрывает все прочие в комнате. – Я просто... просто вспомнил кое-что... Сегодняшний день.

Том шагнул к нему, переступив через осколки, и осторожно заключил в объятия.

– Не думай об этом. Все будет хорошо, ты справишься.

Обычно Том сам не становился инициатором объятий, и Габриэлю до дрожи хотелось воспользоваться его предложением, уткнуться ему в шею, вдохнуть его запах, расплакаться и высказать все, что его беспокоит, все опасения, все тревоги. Он прижался к Тому и с силой вцепился в его рубашку, но вдруг образ Тома, сидящего в ванной под ледяными струями, привел его в чувство. Том может держать себя в руках, сможет и Габриэль. Он медленно выдохнул и быстро отстранился:

– Простите, не знаю, что на меня нашло. Уже все в порядке. Я приготовил чай с тостами. Идемте в гостиную, я вам почитаю, а завтра придумаем что-нибудь с планшетом.

 

 

 

bottom of page