Глава 6. Страхи старые и новые
Габриэль проснулся от собственного крика. Том уже ушел в свою комнату, вокруг было темно. Одеяло лежало на полу, подушка отброшена в сторону, простыня с одной стороны задралась, а с другой – свисала с кровати. Сам Габриэль, мокрый от пота, сжавшись в комок, лежал на самом краю.
Начинался сон вполне обычно – лишь череда смутных сменяющихся образов, в которых Габриэль не мог разобрать, с кем он был, но этот кто-то не внушал ему страха или отвращения. Кто-то обнимал его, ласкал... Было даже приятно, но главное – он чувствовал себя в безопасности. Он даже не заметил, когда все изменилось – и вдруг снова обнаружил себя в подвале, привязанным за руки, но на этот раз вместо Тони там был доставщик. Мерзкий уродец лапал его везде, где вздумается, облизывал шею, щеки и соски, засовывал в него свои пальцы и толкался между ягодиц, и даже во сне Габриэлю казалось, что он охрип от крика.
Всё еще дрожа, он сел и, подтянув колени к груди, уткнулся в них мокрым от слез лицом. Будто мало было ему Тони, теперь еще и это. Пижамные штаны были мокрыми, отчего становилось только хуже. Неужели он такой извращенец, что кончил, представляя во сне, что этот грязный ублюдок делает с ним?.. По спине пробежала дрожь и Габриэль всхлипнул. Или все же это случилось раньше? Кто был в его сне до этого? Он пытался вспомнить, но не мог. Ему нужно было снова то чувство безопасности, снова то тепло, необходимо было вспомнить, необходимо представить, сосредоточиться на нем, чтобы в его памяти хотя бы что-то осталось нетронутым, незапятнанным. То, чего он так боялся, то чего ему удалось избежать в подвале... Неужели сейчас это все-таки настигнет его, неужели ему не позволено будет сохранить хоть каплю достоинства? Сейчас он ненавидел и боялся "Шэди" едва ли не больше Тони. Просто за то, что с Тони он был собой, он был сильным, он мог ему противостоять. Доставщик же, даже не стараясь, подчинил его, смял, превратив в пустое место, в игрушку для уродца, мог делать с ним что захочет, и не известно, чем бы всё закончилось, если бы не вышел Том. И в отличие от Тони, "Шэди" был на самом деле безумен и теперь знал, где живет "герр". Габриэль опрометью выскочил из постели и спустился на первый этаж. Входная дверь, конечно, была закрыта, как и все окна, но он, на всякий случай, пододвинул к ней ящик для обуви.
Это походило на безумие. Он сам понимал, что так и сходят с ума, но ничего не мог с собой поделать – его трясло от одних только мыслей и воспоминаний. Он знал, что, скорее всего, большая часть его страхов надумана, но не мог найти для себя убедительные доводы, чтобы перестать бояться. И к тому же сейчас была ночь, а значит, ему предстояло снова закрыть глаза... и надеяться, что на этот раз в подвале, как и положено, он встретит Тони, и фантазии того не зайдут дальше, чем это было в реальности. Но Габриэль не был уверен, что готов ко второму раунду. В его возрасте сны и фантазии, наполненные сексом, были нормой, они снились ему и раньше, но неужели даже они теперь должны превратиться в кошмары?
Он зажмурился и судорожно выдохнул – достаточно. В конце концов, у него было решение хотя бы для этой проблемы, пусть и ненадолго. Габриэль переодел мокрые штаны и направился к чемодану. Довольно с него кошмаров, а что делать потом, когда лекарства не останется, он подумает после.
Осторожно погладив кончиками пальцев неброскую бутылочку из темного стекла, Габриэль вытащил её на свет. Содержимого оставалось не больше трети. Собственно, это и было то, ради чего его пытали. Точнее то, что можно было приготовить, зная формулу. Само по себе снотворное было почти без цвета, с очень слабым горьковато-травяным вкусом и запахом. Его нужно было сильно разбавлять, чтобы не ошибиться с дозой, и у Габриэля оно уже было разбавлено. Хотя передозировки быть и не могло – само по себе оно было сделано так, что отравиться было невозможно – но для полного распада требовалось от полутора до пятнадцати часов в зависимости от дозы и веса тела, что для самого принимающего означало от полутора до пятнадцати часов безмятежного сна. Это действительно был великолепный препарат, который "не вызывал привыкания или зависимости", как убедился Габриэль за предыдущие три года, "хорошо взаимодействовал с другими препаратами", что он тоже несколько раз проверял на себе, и "не имел противопоказаний", как было указано в отцовском дневнике. Кроме того, он не вводил в подобие анабиоза или обморока, это был здоровый крепкий сон со всеми его фазами, но пациента не пугали сновидения – сны снились, но спящий осознавал, что это лишь сны и часто не помнил их, проснувшись.
Именно это последнее свойство снотворного заставило Габриэля сейчас сжать бутылочку в руке. Обычно он пользовался им, когда не мог уснуть. Такое случалось с самого детства, периодически повторялось и длилось до двух недель. Начиналось всё обычно с того, что он не мог уснуть до часа, а затем просыпался в четыре и лежал без сна до утра. Потом "клевал носом" на занятиях, а на следующую ночь всё повторялось. Он перепробовал много разного: позже ложился спать, принимал перед сном расслабляющий душ, пил успокоительные и снотворные, но надежного средства не находилось. Что-то помогало через раз, но потом он всё равно обнаруживал себя глядящим до утра в потолок. Так было до того, как он решился испытать на себе отцовское снотворное. Это был рискованный шаг: в состав входило несколько сильных растительных ядов... Впрочем, об этом он тогда не думал. Измученный необыкновенно затянувшейся бессонницей, он уже был согласен и на яд, но с тех пор он ни разу не пожалел о принятом решении.
Рука привычно свинтила крышечку, и мальчик сделал из бутылочки небольшой глоток. Лекарства хватит в лучшем случае недели на полторы, затем придется спать самому или думать, как достать компоненты. Скорее всего, Том мог бы в этом помочь, но набор реактивов заставит его задуматься. Да и как готовить лекарство в присутствии пусть и слепого Тома он не представлял.
#
* * *
Как поздно на самом деле встал, Габриэль понял лишь когда, выйдя из ванной, украдкой взглянул на телефон, чтобы проверить, заряжен ли. На часах была половина первого. Он бегом спустился на первый этаж, чтобы узнать, как там Том, и нашел его сидящим на крыльце у открытой входной двери. Затылком Лауэн упирался в столбик крыльца, в одной руке у него была чашка кофе, а в другой – дымящаяся сигарета. Он глубоко и с видимым наслаждением затягивался и медленно выдыхал белый дым, а потом запивал его из чашки. Глаза были закрыты.
Габриэль сомневался, стоит ли прерывать его, к тому же сам он не особенно хотел выходить на крыльцо после вчерашнего, но решил, что если не сделает этого сейчас, потом может быть ещё труднее, да и Тома всё же стоило предупредить, что он встал.
– Добрый день. Простите, не знал, что уже так поздно, – поздоровался он, не отходя от двери.
Том открыл глаза и повернул к нему голову:
– Добрый день. За что ты извиняешься?
– За то, что проспал.
– Что именно?
– Всё утро. И полдень. Я оставил вас одного.
Сведя брови, Лауэн сделал из кружки небольшой глоток, снова не спеша затянулся и выпустил дым.
– Я не ребенок, чтобы бояться оставить меня без присмотра.
– Я этого и не говорил, – Габриэль переступил порог, но сесть рядом не решился. – Но одному вам должно быть скучно.
Едва заметная улыбка растянула уголки губ Тома.
– И веселить меня ты считаешь своим долгом?
– Нет, я лишь... хотел составить компанию, – нахмурился Габриэль и отвернулся, уже намереваясь уйти. – Простите, если помешал.
– Я не раз говорил тебе, чтобы ты прекратил просить прощения за всё подряд. Иди поешь что-нибудь и приходи. Я не против твоей компании, если только ты сам этого хочешь.
Габриэль хотел. Он не думал, что может быть интересен как собеседник мужчине, который старше на десять лет, но раз они теперь делили крышу над головой, то, возможно, могли бы иногда говорить как... родственники?.. или братья? Или хотя бы, как вежливые соседи, спрашивать, как дела и как самочувствие. Том постоянно спрашивал у него, а вот сегодня еще не спросил. Сейчас Габриэль заметил, что Лауэн выглядит уставшим, несмотря на начало дня. Его глаза всё время закрывались, будто ему было сложно держать их открытыми, цвет лица был сероватым, и иногда он прикрывал рот кулаком, будто намеревался зевнуть, но так и не зевал. Габриэль подумал, что, возможно, не только его после всего произошедшего мучили кошмары.
– Что-то не так? – спросил Том, заметив, что Габриэль не уходит.
– Нет, просто подумал, может, и вы съели бы чего-нибудь серьёзнее, чем кофе?
Том затушил сигарету в песке и поднялся:
– Идём.
Сказал он это куда бодрее, чем пошёл. Вчера Габриэль был так занят своими мыслями и опасениями, что уделял внимание лишь тому, что именно делает Лауэн, а не тому как. Сейчас у него появилась возможность рассмотреть. Одному Богу было известно, как Том ухитрялся готовить что-то для Габриэля, когда почти каждое его движение было скованно, словно сам он был связан по рукам и ногам. Чтобы идти, ему необходимо было касаться перил или стены, если же нужно было пересечь открытое пространство, он вытягивал руки, будто это было необходимо, чтобы сохранять равновесие, а лицо его становилось сосредоточенным, будто он считал шаги. Он старался это не демонстрировать, но Габриэль видел, что даже простая ходьба не даётся ему с той легкостью, к которой все привыкают, научившись уверенно держаться на ногах.
Дойдя до кухни, Лауэн довольно уверенно пошёл к столу, но пошарив в поисках табурета и так и не найдя его, он вздохнул и прислонился спиной к стене.
– Под столом, чуть левее, – подсказал Габриэль.
– Спасибо, – Том кивнул, но с места не сдвинулся.
Габриэль представил, как, должно быть, непросто было Лауэну найти сегодня входную дверь после того, как он сам ночью забаррикадировал её тумбочкой. Пожалуй, в следующий раз ему стоит подумать прежде, чем переставлять что-то к чему Том уже мог привыкнуть.
– Что бы вы хотели на завтрак?
Габриэль не собирался повторять вчерашнее фиаско с выбором блюда, поэтому все заказанные им продукты были либо легко съедобны сами по себе, либо подходили для блюд, которые можно есть руками или ложкой. Том предложил овсяную кашу с ветчиной, поскольку это можно было есть и Габриэлю, но, к сожалению, самому Габриэлю это аппетита не прибавило. Он долго ковырял свою овсянку и рассматривал, как Том старается запоминать, куда кладет хлеб, с какой стороны на его тарелке лежит ветчина и как далеко от него стоит кружка с чаем, которую он несколько раз едва не перевернул. За всё время завтрака сам Габриэль умудрился запихнуть в себя лишь несколько ложек, но вскоре расстался и с ними, сбежав из-за стола, прикрывая рот рукой. Том ничего не сказал, но глядя, как тот хмурится, Габриэль чувствовал себя виноватым. Как бы ни приятно ему было внимание Тома, привлекать его к себе таким способом он не хотел.
И раз уж он предложил свою компанию, то стоило завести разговор. Он быстро обдумывал темы, но на ум почему-то приходило только вчерашнее происшествие. Том пока не настаивал на том, чтобы Габриэль объяснил, что произошло, даже не напомнил ни разу, и за это Габриэль был ему благодарен, но он боялся, что это лишь вопрос времени. И раз уж этого разговора было все равно не избежать, то можно было попробовать убить двух зайцев.
– Том... Мы можем... Мы можем в ближайшее время переехать? – осторожно начал он.
Лауэн ненадолго перестал жевать и перевел взгляд туда, где находился Габриэль. Сейчас они сидели за столом друг напротив друга, и с этого расстояния казалось, что Том смотрит прямо на него.
– Можем, – просто ответил он и снова вернулся к прерванному занятию.
И всё – никаких лишних вопросов куда, зачем, почему. Габриэлю был этому рад, но осталось чувство неловкости, будто он всё же должен что-то пояснить, хотя у него никто ничего и не спрашивал.
– Я... Вчерашний курьер... Я... – Габриэль, сам того не ожидая, всхлипнул, и Том тут же поднялся.
– Сядь, – мягко, но строго сказал он, услышав, что Габриэль вскочил; он наощупь нашел пустой стакан и налил воды. – Пей и дыши глубже. Тебе нельзя сейчас впадать в истерику: нервная система слишком расшатана, если так пойдет и дальше, придется пичкать тебя транквилизаторами.
Он было протянул руку к Габриэлю, но почему-то остановился, и это было последней каплей для мальчика, который с громким всхлипом бросился к нему. Том осторожно прижал его к себе, чтобы не повредить заживающую спину, и уперся подбородком в встрепанную макушку:
– Я думал, ты не хочешь, чтобы к тебе прикасались.
Габриэль лишь потряс головой.
– Только не ты, – прошептал он сквозь слезы.
– Тшшш, – Том пригладил волосы на его затылке и тихо спросил: – Расскажешь, что вчера произошло? - Чуть подумав, он еще крепче обхватил Габриэля, укрывая в своих объятиях, как будто хотел спрятать его ото всех, и продолжил: - Я не хочу давить на тебя, но я должен понимать, что происходит, чтобы знать, что делать дальше.
И Габриэль, сам не ожидая от себя, не собираясь ничего говорить, но отчего-то, мешая слова со слезами, рассказал всё: как испугался, как стоял и ничего не делал, как дрожал и как ненавидел сам себя за то, что был слаб. Том просто слушал, ничего не говоря, и прижимал его к себе с такой силой, что становилось больно, но Габриэль не жаловался. Он хотел этого – уже давно никто не обнимал его так крепко, давно ни с кем ему не было так безопасно.
Они устроились на диване: сам Том сидел, а Габриэль полулежал в его объятиях. Он уже притих, только плечи изредка вздрагивали от судорожных вздохов. Одна рука Лауэна перебирала отрастающие пряди у основания шеи мальчика, а другая успокаивающе поглаживала спину.
– Куда ты хотел бы переехать? – спросил его Том через какое-то время.
Габриэль глубоко вздохнул и слабо покачал головой:
– Всё равно. Куда угодно, только подальше от Берлина... но не в деревню, - спохватился он, когда проснулся уже знакомый опыт приживаться в незнакомых местах, - там мы будем слишком приметными.
– Мюнхен, Дрезден, Гамбург?.. – начал перечислять Том.
– Только не Мюнхен. Там меня могут искать, в пригороде живут родители моего отца.
– Тогда Гамбург или Дрезден? Мы можем поехать и в Австрию или в Швейцарию, если хочешь.
– Нет, я бы хочтел остаться в Германии, я слишком долго не был здесь. Мне больше нравится Гамбург, хотя я там не бывал, но недалеко должно быть море. Это единственное, по чему я буду скучать вдали от Италии и Британии.
Том кивнул, задумчиво поглаживая его по плечу:
– Переехать мы можем когда захочешь, но поиском дома придется заняться тебе.
Габриэль тоже понимающе кивнул. Рубашка Лауэна в том месте, где он утыкался в нее лицом, давно была влажной и даже немного начала подсыхать. Он чуть отодвинулся, чтобы положить щеку на сухое. От Тома пахло... Томом – немного лекарствами, немного въевшимся в ткань, не выстиравшимся до конца парфюмом, немного сигаретами... а еще силой и уверенностью. Габриэль не мог бы объяснить, если бы его спросили, как пахнут сила и уверенность, но почему-то был уверен, что это именно они. Это был приятный запах, правильный. И очень знакомый. Он помнил его еще с подвала. Тогда он смешивался с сотней более резких, тревожных, но, как и сейчас, он означал для Габриэля покой. Тогда Том сказал ему, что он сильный и мужественный, самый мужественный человек, которого Том встречал, и что ни у кого для слез не было больше оснований. Думал ли он так сейчас? Габриэль приподнялся, чтобы рассмотреть его лицо. Оно было спокойным, разве что немного усталым, но прочесть по нему что-либо было невозможно. Лауэн чуть повернул к нему голову, прислушиваясь к его движениям, и невидящим взглядом посмотрел мимо Габриэля. В очередной раз Габриэль пожалел, что не может взглянуть Тому в глаза - в глаза, которые видят его - пожалел, что не может прочесть в них, что думает о нем их обладатель.
– Тебе лучше? – голос звучал тихо и обеспокоено.
– Да, спасибо, – ему хотелось посидеть так ещё, и Том не прогонял его, но собственная гордость уже начинала напоминать о себе.
Десять лет разницы или нет, он не хотел, чтобы Том видел в нём ребёнка. Габриэль слез с коленей Лауэна, но сел рядом, прислоняясь виском к его плечу. Они долго молчали, пока по телу Габриэля снова не прошла волна дрожи.
– Он сказал, когда уходил, что надеется ещё раз со мной встретиться. Думаете... думаете, он ещё придет? – Габриэлю не нужно было уточнять, кого он имеет в виду, его слабый голос и дрожь говорили об этом достаточно красноречиво.
Том вздохнул и осторожно приобнял его.
– Нет, я не думаю, что он придет.
– Тогда почему он сказал это? Почему вообще делал?.. – мальчик судорожно вздохнул и прикусил губу, чтобы снова не расплакаться.
Том развернулся к нему, нашел его лицо и обхватил ладонями:
– Послушай меня, ребёнок. Тебе не обязательно искать объяснения или оправдания поступкам людей, которые ничего для тебя не значат. Если что-то не так – сразу бей, а потом разбирайся. Особенно, когда речь идет о душевнобольных. Но конкретно про этого я могу сказать, что ты куда сильнее испугался, чем это сделал бы любой другой человек при тех же обстоятельствах. Этот Шэди... Он болен. Вряд ли он может выбирать, с кем заняться сексом. Вполне возможно, он предлагает это любому, кого осмелится спросить. А ты был почти у себя дома. Пусть здесь не центр, но и не глушь, и если бы ты возмутился, если бы закричал, если бы сказал, куда ему засунуть свои грязные похотливые руки, я уверен, что он бы испугался и отступил, но ты не только не сказал ему "нет", но даже не дал понять, что действительно против, когда он попробовал более активные действия. Понимаешь?
Габриэль кивнул:
– Это все из-за меня... потому что я ничего не сказал, не сделал...
– Тшшш, – Том вытер большими пальцами его мокрые щёки. – Это не из-за тебя. Винить себя за то, что сделал псих, глупо. Я сказал это лишь для того, чтобы ты понял, что... – он тяжело вздохнул и покачал головой. – Я не хочу произносить слова "в следующий раз", потому что надеюсь, что его не будет. Но на свете хватает психов, к сожалению, ты уже убедился. Просто учти, что кого-то заводит сопротивление, кого-то невинные испуганные глаза, а кому-то ты просто подвернулся под руку. Не всего можно избежать, но почти всегда можно сделать что-то, что даст тебе преимущество или время, или хотя бы не усложнит всё ещё больше. Постарайся сохранять голову холодной и не прекращай думать, что бы ни случилось, договорились? – он подождал, пока Габриэль кивнет, и добавил: – Просто ты сейчас слишком уязвим, но это пройдет. Ты справишься. Не с таким справлялся, верно? – Он притянул к себе мальчишку, ласково ероша его волосы, и прижался губами к макушке. – Давай, успокаивайся. Сходи, умойся и пойдем на часок погулять по округе, пока ты не забыл, как выглядят нормальные люди.