Глава 9. На что способна ревность
Габриэль еще долго сидел в гостиной. Дверь на террасу была приоткрыта, легкий ночной ветер колыхал тонкий тюль, в окна заглядывал лунный серп, оставляющий в ночном небе желтоватое свечение. Куцые облака иногда скрывали его, но не проходило и минуты, как он появлялся снова. Обхватив руками колени и положив на них голову, Габриэль думал сразу обо всем и в то же время ни о чем. Он решил отказаться от снотворного, чтобы дать Тому несколько лишних дней привыкнуть новому месту, и проверить, не ушли ли его собственные кошмары. Впрочем, даже если он по-прежнему будет просыпаться с криком среди ночи, один-два приема снотворного ничего не решат. Он понимал это, но не спешил лечь в кровать, пока, наконец, голова бессильно не опустилась на подлокотник, а глаза сами не закрылись.
Утро застало Габриэля на том же диване, но сейчас он уже не казался таким удобным. "Честер" вообще не был предназначен для того, чтобы спать на нем, и уснуть здесь было не лучшим решением. Теперь и без того измученное тело, кроме почти ставших привычными ран и ссадин, чувствовало каждую пуговицу и каждую складку на обивке. Ночью некоторые раны открылись, и местами майка присохла к спине.
Проснулся он рано, ещё не было и семи. В доме было тихо, лишь на камине отмеряли время старинные ходики. Полупрозрачный тюль почти ничего не закрывал, и в комнату сквозь большие стеклянные двери с террасы лился ясный утренний солнечный свет. Умывшись и приведя себя в порядок, Габриэль какое-то время раздумывал, хочется ли ему кофе или выйти на залитую солнцем площадку, и решил в пользу последней. Утро было теплым и свежим. В самом воздухе пахло летом – мокрой от росы травой, еле уловимо какими-то цветами с одичавших клумб, нагретым камнем и немного морем, которого с такого расстояния сейчас почти не было видно из-за отражающегося в нем бледного неба и светлой дымки от испаряющейся с поверхности воды влаги.
Габриэль, пожалуй, впервые порадовался, что они покинули Берлин, не только из-за необходимости, но и потому что это место стоило того, чтобы здесь жить. Жаль, что Том этого не сможет увидеть. Но Том, по крайней мере, мог бы... Габриэль прикрыл глаза и попытался представить, что мог бы почувствовать Том. Он почувствует тепло. Габриэль даже с закрытыми глазами ощущал, как солнце греет его левую щеку, как нагреваются волосы с одной стороны, как темный рукав впитывает в себя лучи и согревает его плечо. А еще Том услышит, что, кроме птиц и насекомых, ничто не нарушает покой этого места. Ни привычного гудения автострады, ни гула людской толпы. Габриэль чуть отвел руку и коснулся куста пиона, разросшегося у садовой дорожки – он чувствовал нежные лепестки на больших махровых головках, длинные стебли с узкими продолговатыми листьями, еще влажные от росы и немного липкие от собравшегося на них сока... Услышав жужжание у потревоженного куста, Габриэль отдернул пальцы и от неожиданности открыл глаза. Шмель. Он выругался и медленно выдохнул. Ему никогда не узнать, что почувствует здесь Том, если пугаться всего вокруг – Том ведь не может просто открыть глаза. Да и не самая это большая опасность в их жизни...
Прошлым вечером Габриэль отказался думать о том, что рассказал ему Том. Ему нужна была правда, но он не подозревал, что все так сложно, что тот подвал – закономерное продолжение давно разворачивавшейся трагедии. Теперь было понятно, почему Том не считал себя подходящей компанией для кого бы то ни было. Его жизнь была изломана, она настолько не походила на нормальную, что никто другой просто не понял бы всей её сложности и хитросплетений окружающего кошмара. Никто, кроме Билла Рейнхарта, того, кто был наследником всего и ничего, у кого не осталось ничего настоящего, даже имени, чья жизнь стоила так дёшево, а смерть - так дорого… Кто ещё мог бы понять всю запутанность и драму чужой судьбы?
А Биллу Рейнхарту нужна была семья. Ему она, возможно, нужна была больше, чем кому-либо ещё. И кто как ни ученый, потерявший брата, семью, зрение и едва не лишившийся жизни из-за чужих интриг мог стать для Билла самой подходящей семьей? Он ни за что не осуждал Тома... Не известно, как он сам поступил бы на его месте. Тот гордый и неприклонный юноша, каким он был до подвала, возможно, просто сжёг бы лабораторию дотла вместе с собой, виноватыми и невиновными. Мог ли он доверять Тому? Вообще-то Билл уже это делал, его беспокоили лишь последствия. Что бы ни говорил Аполлон о достойной смерти, жизнь, в которой никого не заботит, жив ли ты, стоит не дорого. И раз уже его жизнь ничего не стоит, то что же стоит его довение? Оно часто становилось разменной монетой. Как он может кому-то верить после того, как узнал, что его собственная мать не была с ним искренней? После того, как небрежность в выборе друзей не раз едва не стоила ему жизни?
Но насколько он сам заслуживал доверия? Он не назвал свое настоящее имя, не признался, кто он такой. Он подмешивал Тому в чай снотворное - из каких бы побуждений он это ни делал. После того, что Том рассказал ему о лаборатории и подмененных пробирках, он боялся представить, что бы сделал Том, узнай он когда-нибудь. Уже то, что Том пил приготовленный им чай, подтверждало, что он достаточно доверяет, чтобы не ждать удара в спину, а Габриэль пользовался этим. И на этом он собирался построить крепкие доверительные отношения с близким человеком.
«Мерзко. Мне самому мерзко от себя… Но, клянусь, что это единственные тайны, которые я сохраню, и лишь до тех пор, пока лаборатория не будет принадлежать Тому».
Он постоял еще немного на дорожке, прислушиваясь к шелесту деревьев и травы, подставляя лицо ветру, и, вновь закрыв глаза, на ощупь пошел вглубь сада.
Том проснулся легко, будто кто-то позвал его. Он привычно потер глаза основаниями ладоней, не открывая их, пошарил по тумбочке в поисках очков, но не найдя на месте, сел и открыл глаза. Он несколько раз моргнул и лишь спустя мгновение вспомнил, почему ничего не видит и где находится. В последние дни он так хорошо спал, как не случалось уже очень давно, и со сна ему показалось, что он в доме родителей, что на дворе лето и не нужно в колледж, и по какой-то счастливой случайности по его кровати еще не скачет Люка, не тянет его за волосы и не требует играть с ним. Том закрыл глаза и откинулся на подушки. Конечно, на дворе и было лето, но на этом совпадения заканчивались. Он больше не ребенок, колледж давно остался позади, и Люка... Люка больше не придет будить его. Видимо, всему виной вчерашний разговор. Он пробудил воспоминания, которые Том похоронил так давно, что сам забыл, что когда-то они были правдой, и вот теперь они пришли к нему во сне, но не упрёком и неизгладимым чувством вины, как это часто бывало, а весёлым легким чувством из детства. Тогда он был еще не герром Лауэном, а Томми, тогда с его лица не сходила улыбка, он не знал отчаяния, лжи, горечи утраты, тогда самой большой бедой была плохая оценка или разбитая ваза. Но тот мальчик исчез, Лауэн и сам не смог бы сказать, когда именно его не стало, может быть с первой смертью на его глазах? Или с первой смертью, причиной которой стал он сам... Недавно ему показалось, что тот Томми вернулся, и этот маленький Томми просил его, требовал позаботиться о Габриэле, смел утверждать, что так правильно, что если он это сделает, он снова вспомнит, каково это – быть собой.
Том снова прижал к глазам ладони – и вдруг замер. Ему показалось или... Он широко распахнул глаза, лег пониже, чтобы солнце отчетливо ощущалось на лице, и медленно закрыл глаза руками. Подождал немного, пока зрачки привыкнут к темноте, и убрал руки. Сейчас он точно мог сказать, что очень слабо различает свет. Скорее всего, он не смог бы различить день на улице или ночь, не смог бы сказать, горит ли в комнате свет, и не определил бы с какой стороны окно, если бы солнце не светило прямо ему в лицо. Но сейчас, открывая и закрывая глаза, он определенно замечал незначительную разницу. Это по-прежнему была темнота, но сейчас в ней появился слабый отсвет. Было ли так и прежде?
Он встал с кровати и прошелся по комнате, поворачивая голову к окну и обратно, отошел к двери и снова приблизился к свету. Разницы не было, по крайней мере он её не замечал, различить удавалось лишь очень сильный контраст между солнечным светом и тьмой. Том потер начавшие слезиться глаза и стал одеваться.
Утро было ещё раннее: солнце было невысоко, иначе оно не доставало бы до его кровати, оставляя свет лишь на полу. Том прекрасно выспался и чувствовал, что немного голоден, но не настолько, чтобы пренебречь приличным внешним видом. Он принял душ и, обмотав бедра полотенцем, стал перед умывальником, поглаживая подбородок и щеки и раздумывая, стоит ли побриться. Пальцы вместе с едва появившейся щетиной ощупали синяк после падения с лестницы и порез, оставшийся с прошлого бритья. Том вздохнул и все же начал намыливать щеки, просто в этот раз нужно быть аккуратнее.
Он чувствовал, что есть еще кое-что, что в ближайшее время необходимо привести в порядок. Его волосы. Когда-то в юности они были его гордостью. Белокурая волна спускалась до талии, на солнце она выгорала до бумажно-белого, и была предметом зависти очень многих. С тех пор у него появились более важные дела, чем любование собственным отражением; он практически не покидал лабораторию и не видел солнечного света, а без него волосы были пшеничными, но расставаться с ними он не спешил. Это было чем-то вроде его визитной карточки: куда бы он ни пошел, его везде замечали и узнавали по волосам. Сейчас в их с Габриэлем положении это было скорее минусом, чем плюсом. И, пусть Том никому бы не признался, что ему есть до этого какое-то дело, особенно учитывая количество недавно появившихся шрамов, но его расстраивало то, что теперь его прическа скорее напоминала охапку сена. Под руками Том не чувствовал прежнего гладкого шелка. Обычная расческа с зубьями в один ряд не хотела проходить сквозь спутавшиеся после душа густые пряди, и с каждым днем таких мест появлялось всё больше. Отчаявшись привести их в порядок, он как смог скрутил их узлом на затылке, оделся и покинул спальню.
Расположение комнат он помнил хорошо, поэтому кухню нашел без труда. Отыскать электрический чайник и всё необходимое для бутербродов тоже было несложно. Но он не спешил садиться за стол. По дому гулял сквозняк от открытой на террасу двери, что говорило о том, что Габриэль уже встал, и стоило заставить поесть и его. Том на миг сжал двумя пальцами переносицу, раздумывая над превратностями судьбы: почти всю жизнь он следил, чтобы Люка не съел что-нибудь не то, а теперь, выходит, его обязанность - проследить, чтобы этот мальчик съел хоть что-нибудь. Том невесело смыкнул и, ведя рукой по стене, вышел в коридор.
И всё-таки заботиться о Габриэле уже вошло у него в привычку, как будто он всю жизнь этим и занимался. Это настораживало: кому как не Тому знать, как дорого могут обходиться доверие и привязанность? Однако пока от этого союза Том больше приобретал, чем отдавал. Этот ребенок был очень взрослым, с ним было легко, он почти не доставлял проблем, и по какой-то неизвестной причине он действительно нуждался в Томе. Точнее, причина была известна: он нуждался в семье, но Том по-прежнему не считал себя подходящим кандидатом на эту роль: семья когда-то была у маленького Томми, герр Лауэн же, сколько себя помнил, всегда был одинок.
Том вышел на террасу и остановился. Вчера они изучили только дом. Как далеко простирается участок, велик ли сад и что собой представляет - Том не имел ни малейшего понятия. Он сделал несколько осторожных шагов по террасе, остановился, упершись в перила и прислушался.
– Габриэль?
Справа послышался удивленный вскрик, шелест кустов и сдавленное шипение.
– Габриэль, всё в порядке?
– Да, я в порядке, – ответили чуть громче, но Том различил выпущенные сквозь зубы ругательства и нахмурился.
– Что-то случилось?
– Ничего. Просто крапива. И осы.
Том сложил руки на груди и оперся бедром о перила. Только недавно он думал, что имеет дело со взрослым человеком.
– Думаю, необязательно озвучивать, что я думаю по этому поводу?
– Нет, я полностью разделяю ваше мнение, – мальчишка подошел совсем близко и сейчас улыбался.
– Зачем ты туда полез?
Какое-то время ответа не было, а затем смущенное:
– За ежевикой.
Руку Тома сжали липкие пальцы, и ему в ладонь легли ягоды. Руки Габриэля дрожали, но стоял он близко и, кажется, не боялся. Сам Том старался лишний раз не касаться его, зная, что Габриэлю это неприятно, чувствуя это по тому, как тот сторонился незнакомцев на улице или выбирал место у окна, чтобы между ним и проходом был Том. Но по какой-то причине на самого Тома этот страх не распространялся. Обычно Габриэль сам дотрагивался до него, как и сейчас, поэтому Том осторожно потянулся свободной рукой к его лбу, ненадолго приложил ладонь, а затем прижал пальцы к шее. Жара не было, но пульс бился как у загнанного животного, значит, и дрожь была не от холода. К сожалению, душевные раны заживают не так быстро, как порезы и ссадины, хотя и они будут заживать ещё несколько недель.
– Идём завтракать, – только и сказал он.
– Ты не против немного пройтись? – спросил Том, допивая кофе.
Габриэль удивленно поднял глаза на него.
– Пройтись?
– Да, прогуляться по улице, спуститься к реке? Она ведь где-то недалеко?
Габриэль нахмурился, понимая, что так до сих пор и не рассказал Тому, где же они сняли дом.
– Конечно, – ответил он, отмечая для себя, что выход почти наверняка будет означать общение с посторонними. – Вы... вы хотите просто прогуляться или...
Том пожал плечами.
– Прогулка пойдет на пользу нам обоим. Посмотрим, нет ли здесь поблизости хлебной лавки, далеко ли торговый центр. Расскажешь мне, как выглядит река, где какие пляжи. Лето в этом году жаркое, – ответил он, будто само собой разумеющееся.
– Пляжи? Не думаю, что это хорошая идея.
Том осторожно накрыл руку Габриэля своей.
– Никто не заставляет тебя раздеваться. Близость воды, спокойное место, где ты будешь чувствовать себя уютно и безопасно... Может быть, резвящиеся дети, умиротворенные родители или играющие в волейбол твои ровесники смогут убедить тебя, что случившееся с тобой и со мной – вовсе не норма и не происходит на каждом шагу.
– Вы думаете, я этого не знаю?
– Я думаю, ты перестал в это верить. Ты не боишься засыпать? Тебе больше не снятся кошмары?
Габриэль прикрыл глаза и долго не отвечал. Он просто не знал, что на это ответить. Том наверняка знал, что при естественном положении вещей, Габриэль, скорее всего, должен мучиться ночами. Но он до этого принимал снотворное, поэтому засыпал без труда, а утром не помнил, что ему снилось, но и врать не хотелось, поэтому он выбрал нечто неопределенное:
– Я всегда плохо засыпал. Вообще у меня со сном и прежде были проблемы, так что не думаю, что по этому можно о чем-то судить.
Том нахмурился:
– Как раз наоборот. Это значит, что всё ещё хуже, чем я предполагал.
– Почему?
– Потому что это значит, что лечить твою нервную систему надо было начинать ещё до того, как всё случилось. Если мне когда-нибудь доведется побеседовать с твоими родителями, у меня к ним будет много вопросов.
От этих слов на душе у Габриэля потеплело, и, несмотря на то, что ничего весёлого в них не было, он слабо улыбнулся.
– Панические атаки не беспокоят? – продолжил Том.
– Звучит ужасно. Что это?
– Это приступы острого беспричинного страха, сильной тревоги... как было после Шеди. Иногда повышается давление, сбивается сердечный ритм, болит в груди, становится тяжело дышать – много чего может быть, но главное – страх.
– Думаю, было однажды, – тихо ответил Габриэль, рассматривая свои руки.
– Когда?
– Еще в Берлине. Я проснулся от кошмара... Я тогда тумбочку к двери придвинул…
Том медленно кивнул.
– И после этого не было?
– Нет. Когда я с вами... мне легче.
Том снова кивнул.
– Хорошо. Так ты согласен немного пройтись?
– Да.
Том слабо улыбнулся, но улыбка тут же почти сошла с его губ.
– Тогда перед тем, как мы отправимся... Габриэль, могу я тебя попросить об одном одолжении?
– Вы же знаете, что можете.
– Я… - Том как будто смутился, но быстро взял себя в руки и продолжил: - Ты не мог бы остричь мне волосы? Не думаю, что в ближайшее время попаду в парикмахерскую...
– Да, не вопрос, – Габриэль легко поднялся. – Чуть подровнять?
Том тоже встал:
– Нет, оставь только чтобы закрывали шею и можно было собрать в короткий хвост.
Габриэль замер на середине движения и сел назад.
– Почему? – потерянно выдохнул он.
Брови Тома сошлись на переносице.
– Такая прическа не подходит для беглеца, – ровно ответил он, но Габриэль уже достаточно изучил его, чтобы понимать, что это не основная причина.
Габриэль покачал головой:
– Вам ведь совсем не хочется с ними расставаться.
– Не будь смешным, это всего лишь волосы.
– Том, не делайте этого. Вы ведь удачно смогли спрятать их, пока мы ехали сюда.
Том вздохнул и тоже сел, будто признавал поражение.
– Дело не только в этом. Они требуют ухода, а я сейчас на это не способен.
– Я буду вам помогать.
– Что, будешь заплетать меня по утрам? – хмыкнул он.
– Если понадобится.
Том потер висок:
– Зачем это тебе?
– Потому что они мне нравятся. Я люблю ваши волосы. Мне нравится, когда их треплет ветер, как на них блестит солнце. Без них вы будете не вы.
Том прикрыл глаза и нечего не ответил, и Габриэль, почувствовав, что ещё не всё потеряно, продолжил:
– Ну, пожалуйста, позвольте мне, – он поднялся и неуверенно подошел ближе. – Я буду помогать вам расчесывать их, буду заплетать или собирать в хвост, смазывать маслами, буду помогать вам мыть их, – он провел пальцами по выбившейся из узла пряди, отчего Том вздрогнул. – Вы ведь знаете, что не всегда будете скрываться. Вы сможете жить полноценной жизнью и будете жалеть, что остригли.
Том покачал головой:
– Габриэль, я... – Но Габриэль прижал пальцы к его губам, не давая продолжить.
– Подождите, я сейчас принесу расческу, и мы только попробуем. Если у меня ничего не выйдет, и вы по-прежнему будете хотеть обрезать их, я это сделаю, даю слово.
Габриэль вскоре вернулся в расческой, обещая себе, что если ему всё же удастся уговорить Тома не стричь волосы, то он купит массажную щетку и целую гору средств для волос. Он даже не задумался, что для этого ему придется посетить полный народа торговый центр. У него до сих пор не было возможности запустить пальцы в волосы Тома, но ему давно хотелось. Это будет чудесно.
Габриэль осторожно распустил пучок на затылке Тома и несколько раз провел пальцами, заставляя волосы рассыпаться по плечам. Они оказались даже мягче, чем он себе представлял, несмотря на то, что местами были сильно спутаны. Отделяя от основной массы прядь за прядью, он начал осторожно расчесывать с самого низа. Занятие требовало терпения, и он понимал, насколько это было бы сложно, если не видеть их. Если Тому приходилось вслепую делать это каждое утро, неудивительно, что он решился на такой шаг. Но волосы Тома были прекрасны и наощупь и внешне, и Габриэль пообещал себе сделать все, чтобы Том передумал.
Он бросил взгляд украдкой на лицо малодого человека. Тот сидел с плотно закрытыми глазами, скулы чуть порозовели, крылья носа трепетали с каждым вздохом, он казался немного взволнованным и от этого очень уязвимым. Габриэль подумал, что, скорее всего, тоже испытывал бы неловкость от собственной беспомощности, но смущение вскоре пройдет, а волосы останутся, да и в следующий раз с каким-нибудь бальзамом расчесывать будет легче.
Габриэль был рад и вместе с тем удивлен, что Лауэн – нет, Том – подпустил его к себе. Они уже бывало сидели рядом, и Том тогда гладил и перебирал волосы Габриэля, но врядли позволил бы это делать ему, хотя Габриэль никогда не спрашивал. Сейчас все было иначе на каком-то другом уровне. Тогда это было только желание успокоить, приободрить со стороны Тома. Сейчас он сам касался Тома, с нежностью перебирал его волосы... Это было очень похоже на ласку, было чем-то таким личным, что не позволишь кому попало. Может быть, это знак, что они становятся ближе? Том уже не сторонится его и смирился с тем, что они теперь семья? Думая о семье, Габриэль вспомнил о брате Тома. Он даже застыл на миг, размышляя, делал ли Люка когда-нибудь то, что сейчас делает он? Позволял ли Том ему...
– Что-то случилось? – позвал его Том.
– А?..
– Ты вдруг остановился. Если не хочешь, то просто...
– Нет-нет, я просто задумался, – ответил Габриэль, возвращаясь к прерванному занятию.
– О чем?
– Ничего особенного... О детстве.
- Я тоже отчего-то сегодня вспоминал о детстве.
- Приятные воспоминания?
- Да. Лето, солнце… и Люка, тормошащий меня с утра, угрожающий съесть что-нибудь запрещенное, если я не встану. Я даже не сразу понял сегодня, почему он меня не будит.
Кадык Тома дернулся, хотя лицо осталось спокойным.
- Он когда-нибудь… делал тоже, что сейчас делаю я? – всеже спросил Габриэль.
- Расчесывал ли меня? – Том даже развернул голову в сторону Билла. – Нет, я никогда бы ему этого не доверил, да он и сам не стал бы. Он орал, что я похож на девчонку с такими косами, и грозился их обрезать, когда я буду спать. Но по-настоящему он никогда не пытался, всегда подбирался и громко щелкал ножницами у себя за спиной, так что я мог понять, что у него на уме, и остановить его.
- Как вас звали дома?
Лауэн слабо улыбнулся:
– Томми. Но это было так давно, что я сомневаюсь, что то был именно я. А тебя?
Улыбка Габриэля потускнела.
– В основном по имени.
– Габриэль – очень красивое имя.
И снова слабая улыбка украсила губы мальчика. Не "Габриэль" – "Билли" звал его в детстве отец, но сказать этого Тому он не мог, по крайней мере, не сейчас.
– Вам нравится мое имя?
– Да, оно похоже на перезвон колокольчиков.
– А на что тогда похоже имя Том?
– На камень, упавший в воду.
– Неправда, – улыбнулся он уже веселее.
– А на что, по-твоему?
Габриэль пожал плечами:
– Не знаю... На нерешительное, недосказанное "Томми"?
Том криво улыбнулся, но ничего не сказал, а Габриэль уже почти закончил и, проведя в последний раз расческой по всей длине, наконец отпустил волосы Тома.
– Готово. Только как заплетать их вам придется меня научить, у меня никогда не было длинных волос.
#
* * *
- Давайте сегодня не пойдем на пляж, - Габриэль нахмурился, глядя как вереницей вниз к реке тянутся люди – выходной день был не лучшим вариантом для ознакомительных прогулок.
- Как скажешь, можем прогуляться к центру.
- Том, я...
- Мм? Снова боишься?
Это была не совсем насмешка, но фраза прозвучала так двусмысленно, что Габриэлю захотелось ударить его. Или себя. Действительно, сколько можно? Том ему не нянька, он еще в Берлине дал это понять. Габриэль беззвучно выдохнул и заставил себя ответить как можно ровнее:
- Я только хотел сказать, что не уверен, что достаточно окреп, чтобы проделать этот путь пешком, и что добраться на автобусе было бы быстрее.
- Идёт, - Том одобрительно кивнул и взял Габриэля за руку. – Показывай дорогу.
Рука Габриэля была холодной, чуть влажной и немного подрагивала, но с этим он сделать ничего не мог. Ладонь же Тома – напротив была теплой и сухой, а его сильная, уверенная хватка успокаивала, будто это Том вел его, а не наоборот.
Габриэль понимал, что делает Том: есть только один способ избавиться от страха – преодолеть его. Это можно делать медленно, каждый день заставляя себя сделать небольшой шаг, но Габриэль был согласен с Томом: это будет похоже на притчу о хозяине, который слишком жалел кошку, чтобы отрубить ей хвост целиком, поэтому каждый день отрубал по чуть-чуть. Лучше было вот так – сразу и быстро, не дожидаясь, пока опасения станут фобией, тогда, возможно, уже через несколько дней он научится ходить в толпе, не испытывая ужаса. Но одно дело решить, и совсем другое - сделать. Не вздрагивать от чужих прикосновений было совсем непросто.
Посещение торгового центра действительно было неплохой идеей: привезенных с собой продуктов было не много, свежего молока и хлеба уже не осталось. И Габриэль дал себе слово позаботиться о волосах Тома, опасаясь, что тот может просто взять ножницы и обрезать их. Этого ему совсем не хотелось, поэтому едва он заметил подходящую лавку – решил начать с неё.
– Могу я вам чем-то помочь? – девушка-продавец улыбалась так приветливо, что Габриэль невольно улыбнулся в ответ, хотя и чуть попятился, когда они подошла слишком близко.
– Да... Я пока не очень хорошо разбираюсь в этом, но мне нужны средства по уходу за волосами.
– Какие?
– Мм... а какие бывают?
– Шампуни, бальзамы, маски, кондиционеры, сыворотки... Вы предпочитаете какую-то определенную марку?
Лицо Габриэля с каждым словом становились всё несчастнее, и, заметив это, консультант смилостивилась:
– Давайте для начала определим, для чего вам средства по уходу? Хотите сделать подарок?
– Нет, для... для обычного ежедневного ухода. Для лучшего расчесывания, чтобы были красивыми... – под конец Габриэль совсем смутился: что значит "для чего"? Разве они не все для красоты?
Девушка снова улыбнулась:
– Вот посмотрите сюда. У нас есть средства для придания объема, для восстановления, для питания, для окрашенных волос...
Габриэль тоскливо вздохнул и посмотрел на стеклянную дверь, за которой остался курить Том. Скорее всего, придется позвать его и признаться, что сам он не может справиться даже с покупкой шампуня.
– Какой длины волосы? – не отставала продавец.
– Где-то вот такие, – Габриэль показал чуть пониже спины.
– Окрашенные?
– Нет, не думаю.
– Темные?
– Нет, светлые.
– Тогда, скорее всего, осветленные. Многие девушки хотят быть блондинками, в этом нет ничего такого. Можно подобрать что-то для окрашенных или мелированных волос.
– Почему вы думаете, что это девушка? – буркнул Габриэль.
Она посмотрела на него как на ненормального и ответила, ни минуты не сомневаясь в своем профессиональном суждении:
– Потому что я еще не видела ни одного мужчины с такими волосами, а я работаю здесь уже три года.
В это время звякнул колокольчик на двери, и Габриэль обернулся. У входа стоял Том, медленно поворачивая голову. Со стороны казалось, будто ищет кого-то взглядом, потому что солнечные очки скрывали его глаза. Габриэль убедился, что на пути нет ничего, что помешало бы пройти, окрикнул его и помахал рукой:
– Том, я здесь.
Том услышал и направился к нему, а Габриэль снова обернулся к продавцу и с удовольствием наблюдал, как вытягивается её лицо.
– Ну что, выбрал что-нибудь? – спросил Том, подходя.
– Пока в процессе. Вы не помните, какой маркой пользовались раньше?
– Нет, но если ты зачитаешь мне состав, то вспомню.
– Здравствуйте, я здесь консультант, меня зовут Мэгэн, – опомнилась девушка и протянула Тому руку.
Теперь она улыбалась иначе, чем самому Габриэлю, и из-за этого отчего-то захотелось увести Тома отсюда поскорее. Правда, её улыбка подувяла, когда протянутую руку Том не заметил, но в ответ всё же ей улыбнулся.
– Очень приятно, Мэгэн. Дальше мы справимся сами, если вы не против, – его голос был таким же теплым и приятным, как и его улыбка, как этот летний солнечный день, но в интонациях безошибочно угадывался приказ удалиться.
– Да, конечно, – стушевалась она. – Если вам что-то понадобится...
– Мы позовем, – продолжил за нее Том и обернулся к Габриэлю, будто она уже стала пустым местом. – Итак, из чего ты выбираешь?
– Честно говоря, я только начал, – нахмурился Габриэль и, дождавшись, пока консультант отойдет, продолжил: – Вам не обязательно было прогонять её. Она всего лишь выполняла свою работу.
Сквозь не полностью затемненные стекла очков было видно, как прищурились глаза Тома.
– Мне показалось, что тебе неприятно её присутствие.
– Но мы при вас не обменялись даже парой слов.
– Мне позвать её назад?
Габриэль бросил взгляд на приунывшую девушку за кассой, но помотал головой.
– Нет, просто... вы будьте поласковее в следующий раз.
Том задумчиво кивнул:
– Обещаю, я буду сама любезность.
– Ты сердишься.
– На что?
Они уже подходили к дому, и хотя Габриэль не желал признаваться, но уже давно закипал.
Началось всё в том самом магазине косметических товаров. После замечания Габриэля Том действительно стал сама любезность, и Мэгэн за кассой просто цвела, пока они расплачивались. И так продолжилось почти в каждой лавке. Улыбка украшала лицо Тома, консультанты и продавцы таяли от его обходительности, а Габриэль даже не мог упрекнуть его, потому что ничего из того, что говорил и делал Том, нельзя было даже счесть в полной мере предосудительным. Просто едва он слышал чей-то голос, все его внимание сосредотачивалась на обладательнице, будто никого другого не существовало в этом мире. Ей он улыбался, с ней говорил, только её внимательно слушал. Габриэль не знал, как Том делает это, но большинство даже не замечали, что он их не видит. Женщины старались подойти ближе, невзначай коснуться, зазывно улыбались... Габриэлю казалось, что если бы не его присутствие, некоторые начали бы предлагать себя прямо там. Сам же Том этого будто не понимал, хотя Габриэль был уверен, что Тому не обязательно видеть, чтобы понимать, что происходит. Он лишь с задумчивой улыбкой водил по губам указательным пальцем, и от этого жеста даже сам Габриэль не сводил глаз с его красивых, мягко очерченных губ.
– Сам расскажи мне, – перебил его мысли Том.
– Я не сержусь.
– Разве? – Том осторожно взял его за запястье и развернул к себе. – Я же чувствую, не считай меня идиотом.
Габриэль зло прожигал его взглядом, но в этом, конечно, не было никакого толка, а Том казался и вправду обеспокоенным, так что Габриэль только устало выдохнул:
– Я не знаю на что злюсь. Наверно, потому что я идиот.
Том склонил голову на бок и задумчиво проговорил:
– Нет, я думаю, что ты просто собственник.
– Что? Но между нами ничего нет, к чему мне ревновать?
– К вниманию. Люка был моим братом и между нами уж точно ничего не было, но он терпеть не мог, когда я так делаю, – он тонко улыбнулся. – Ты такой же ревнивый, как он.
– Значит, вы делали это специально?
– Делал что?
– Заставляли меня злиться!
Том помолчал немного и ответил:
– Но мы ведь купили всё, что было нужно, и ты за это время ни разу не вспомнил, что ходишь в выходной день по торговому центру... Прости, что поступил так.
Том отпустил его руку и, едва касаясь кончиками пальцев стены, пошел в дом, а Габриэль так и остался смотреть ему в след. Действительно с тех пор, как Том отвлек его внимание, он ни разу не задумался о том, что несколько часов назад боялся туда идти.