Глава 1. Встреча
Жду с нетерпением, что через тридцать лет наши пальцы сплетутся ещё крепче.
Хочу, чтобы через семьдесят лет наша страсть пылала ярче, чем в юности.
Линь Си, Ям-Бак
I
В начале марта было ещё холодно, но день стал длиннее. Когда около шести закончился фильм, только начинало темнеть. Билеты в кинотеатр «Тяньгун» стоили дёшево, так что места на семь – если не на восемь – десятых были заполнены даже в будние дни. Кроме того, недавно исполнился год со дня смерти шанхайский актрисы Жуань Линъюй, поэтому несмотря на то, что Цзиньчэ́н находился далеко на севере, все крупные кинотеатры поторопились разыскать плёнки с фильмами этой красавицы и устроили повторные показы с аншлагами.
Сегодня «Тяньгун» показывал «Дикие травы и полевые цветы»[*], который вышел, когда Шэнь Ляншэн ещё учился в Англии. Тогда он смог посмотреть лишь на несколько снимков актёров в местной китайской газете. Теперь же цветочница на экране, чей голос льётся слаще соловья, обратилась пеплом, а жизнь влюблённых, которые должны были жить долго и счастливо, – нелепой шуткой.
---------------------------------
[*] так говорят о любовных связах на стороне.
Жуань Линъюй (26 апреля, 1910 – 8 марта, 1935) — китайская актриса немого кино.
---------------------------------
После сеанса бурный поток людей хлынул к выходу. Однако после того, как в районе Шилинь был убит Сунь Чуаньфан, никто из политиков и военачальников в Тяньцзине не мог чувствовать себя в безопасности. Шэнь Ляншэна его отец также вынудил брать с собой телохранителей, куда бы он ни шёл. Так что для него было не важно, насколько тесно в толпе: охранники по обеим сторонам освобождали ему путь, и люди расступались перед Шэнь Ляншэном, как Красное море перед Моисеем.
Он уже почти дошёл до дверей, когда его внимание привлёк переполох позади.
Кто-то крикнул на местном диалекте: «Да куда вы прёте?! Черти за вами что ли гонятся!»
Шэнь Ляншэн обернулся. Кто-то что-то уронил и, нагнувшись, искал на полу. Толпа сжимала его со всех сторон, швыряя туда-сюда, норовя опрокинуть и затоптать.
Шэнь Ляншэн видел, что человек действительно в отчаянном положении. Внезапные порывы душевной доброты были ему не свойственны, но, немного подумав, он всё же вернулся со своими телохранителями, освобождая для страдальца свободное пространство.
– Пропустите, пожалуйста... Эй, вы не могли бы поднять ногу... – всё ещё согнувшись, бормотал себе под нос незнакомец, но теперь он говорил с чисто, без какого-либо местного акцента. Подняв наконец то, что искал, он выпрямился. Это оказался интеллигентный молодой человек с прекрасными манерами. Он был высок и худощав, носил голубое традиционное платье с запахом, а на губах играла лёгкая улыбка.
– Большое спасибо, – молодой человек заговорил первым, выразив свою благодарность и заодно пошутив над собой: – Если бы они сжали меня ещё чуть сильнее, получился бы прекрасный фарш, можно было бы приготовить суп с пельменями.
– Не за что, – прохладно кивнул Шэнь Ляншэн и обратил внимание, что в руках парень держал очки в чёрной оправе. Линзы были в трещинах, одной из дужек не доставало. Пусть очки и были возвращены, толку в них больше не было.
– Цинь-сюн, ты 'де делся? Я тока на секунду отвернулся.
Толпа немного начала редеть. Круглолицый молодой человек локтями прокладывал себе путь и кричал, но замер, увидев мужчин, стоявших рядом с его другом.
– Я в порядке, сяо-Лю, – первым ответил его друг и начал прощаться с Шэнь Ляншэном. – Господин... – возможно, он не знал, как стоит к нему обращаться, но спрашивать не стал, лишь кивнул с улыбкой. – До новой встречи.
– До свидания, – ответил Шэнь Ляншэн. И они разошлись.
Выйдя за двери кинотеатра и отойдя на дюжину шагов, Шэнь Ляншэн снова остановился и оглянулся. По обеим сторонам 21-ой улицы было множество торговых лавок, которые только что зажгли вечерние фонари. Туда-сюда сновали толпы людей, и всё же Шэнь Ляншэну хватило одного взгляда, чтобы выхватить спину повстречавшегося ему чуть раньше человека. Тонкое тело, завёрнутое в лёгкое платье. Он был по крайней мере на две головы выше своего упитанного спутника, и во время ходьбы ему приходилось наклоняться, чтобы услышать чужие слова. В вечерних сумерках его силуэт, размеренно покачивающийся в толпе, скоро окрасился серым, а затем медленно исчез из вида.
– Цинь-сюн, ты знаком с тем человеком?
– Нет.
Тем, кого они обсуждали, был как раз тот человек, что остановился и оглянулся у них за спиной. Любопытный сяо-Лю тут же задал следующий вопрос:
– А ты спросил, как его зовут?
– Вы видел, как он одет. Он не похож на нас с тобой, а я не из тех, кто лебезит и заискивает.
– Цинь Цзин, хватит быть таким надутым зазнайкой, – поддразнил его сяо-Лю и оживлённо продолжил: – По-моему, я видел его в Тяньцзиньской Коммерческой газете, он похож на второго сына Шэнь Кэченя.
После падения правительства Бэйяна, отправленных в отставку милитаристов, что собрались отсидеться в Тяньцзине, было как рыбы в косяке. Среди них были те, кто ещё питал надежду, что Тяньцзинь не так уж далеко от Пекина, и у них ещё может быть шанс подняться, если представится такая возможность. Но были и такие, кто ушёл из политики в бизнес, и Шэнь Кэчень их возглавлял.
– Тогда ты, должно быть, обознался. Будь это молодой господин Шэнь, он отправился бы в кино в районе Сяобайлоу. Что ему делать на рынке Цюанъе?
– «Пинъань» вечно задирает нос и не крутит отечественные фильмы. Кто знает, может, молодой господин Шэнь тоже поклонник госпожи Жуань и специально пришёл сюда, посмотреть фильм и почтить её память.
Цинь Цзин больше не слушал его. Опустив голову, он рассматривал свои многострадальные очки, лишившиеся своих глаз и ноги, и удручённо прошептал: «Бедненькие, мне так жаль».
– Святые предки! Если плохо видишь, то хотя бы смотри на дорогу! – сяо-Лю схватил его за рукав, опасаясь, что, если за ним не присматривать, он потеряется снова.
Зрение Цинь Цзина и правда оставляло желать лучшего, и ему приходилось все время щуриться. Родинка цвета киновари у уголка его глаза без прикрытия оправы стала ещё более заметной.
Кстати, из-за этой родинки Цинь Цзина часто дразнил его хороший друг, когда они учились в Пекинском педагогическом университете: «Эта твоя родинка и правда нечто. Из всех мест ей нужно было появиться именно здесь**. Ясно же, что в прошлой жизни ты был девушкой, и твой возлюбленный пометил тебя румянами, чтобы найти и воссоединиться в этой жизни».
Возможно, зрение у Цинь Цзина и было плохим, но нрав был хорошим, и он любил пошутить. Услышав это, он совсем не обиделся, а только лишь невозмутимо произнёс:
– Я никогда не верил в подобные суеверия. – А затем он прильнул к своему другу и пылко воскликнул: – Но с тех пор, как тебя увидел, я не могу не верить! Дорогой муженёк, ты представляешь, сколько лет мне пришлось тебя ждать?
Его друг испуганно отскочил на несколько шагов и со смехом замахал руками:
– Сложнее всего в этой жизни – удержать любовь ветреной красавицы. Ты всё равно меня скоро забудешь!
---------------------------------
**Напомню, что родинка в этом месте у китайских читающих по лицам считается признаком чувственности и восприимчивости к сексуальным наслаждениям.
---------------------------------
– Молодой господин?
Шэнь Ляншэн внезапно остановился и стоял на месте так долго, что сопровождающие его телохранители не могли не забеспокоиться, думая, что он заметил вокруг что-то подозрительное. Их руки потянулись к рукоятям оружия, скрытого под плащами.
– Ничего. Поехали.
Подойдя к парковке, один из охранников сел впереди, а другой дождался у машины, пока Шэнь Ляншэн сядет в неё, а затем сел рядом на заднее сиденье.
Шэнь Ляншэн привык ездить на «Шевроле», но после происшествия с Сунь Чуаньфаном отец вынудил его пересесть в «Додж», обшитый пластинами из пуленепробиваемой стали. Каждому становилось ясно, насколько он заботится о своём младшем сыне.
Однако на самом деле причина была тесно связана с неприглядной историей.
Мать Шэнь Ляншэна была наполовину португалкой и род её занятий был не совсем надлежащим. Проститутка для высшего класса, если уж говорить начистоту. Шэнь Кэчень признал её сына, но не мог привести её в дом, поскольку не мог себе позволить разозлить родственников жены. Поэтому пришлось поселить её в другом месте. Вначале он давал ей деньги на содержание, но, когда она пристрастилась к опиуму, он перестал, опасаясь, что её расходы превратятся в бездонную дыру.
Осунувшаяся и исхудавшая из-за наркотиков женщина время от времени являлась на пороге семьи Шэнь, чтобы устроить неприятности. Она выкрикивала имя госпожи Шэнь и ещё что-то наподобие: «Я не отступлю! А-Лян, если ты всё ещё считаешь меня своей матерью, ты ей этого никогда не спустишь!»
Из-за своих прежних чувств к ней Шэнь Кэчень лишь каждый раз просил увести её. В какой-то момент она стала приходить так часто, что Шэнь Ляншэну стало трудно оставаться в доме. Когда ему исполнилось четырнадцать, его отправили в Англию учиться за границей, но на самом деле это была скорее ссылка. Семья заплатила лишь за два года его обучения, остальное ему пришлось оплачивать самому, устроившись работать неполный рабочий день. После завершения обучения он приехал назад, но не для того, чтобы вернуться в родной дом или отомстить за мать. К родной матери, отцу или родине он не испытывал никаких особенных чувств. Просто, взвесив все за и против, он обнаружил, что по сравнению с тем, чего он может добиться в чужой стране в одиночку, у него будет куда больше возможностей, если он вернётся домой.
Особенно после падения правительства Бэйяна и, соответственно, некогда неприкосновенных родственников госпожи Шэнь. Та больше не могла вести себя перед Шэнь Кэченем столько же властно и заносчиво и, впав в отчаяние, покинула этот мир ещё до возвращения Шэнь Ляншэна. Овдовевший Шэнь Кэчень обосновался в Тяньцзине, когда ему было уже шестьдесят. Старший сын его немного разочаровал. Темными ночными часами он вспоминал женщину, которую некогда любил, и чувствовал вину перед своим младшим сыном. Узнав, что Шэнь Ляншэн хочет вернуться, он с радостью его принял.
Шэнь Ляншэн прожил один в чужой стране много лет, а в Китае сразу же стал молодым мастером. Скромный и благовоспитанный внешне, в глубине души он был хладнокровен и жесток. В этот раз он вернулся лишь для того, чтобы заработать как можно больше денег, прежде чем уйти навсегда. В конце концов мир достаточно велик, а с деньгами ему везде будет комфортно.
Он никогда не чувствовал себя где-либо как дома, везде будет чужбина – так что не о чем беспокоиться. Ни с одним местом его ничто не связывало.
Старший брат Шэнь Ляншэна знал, что «немного разочаровал» отца, поэтому чувствовал для себя угрозу в возвращении Шэнь Ляншэна. На первый взгляд братья прекрасно ладили, но после нескольких столкновений в закулисных играх, старший брат оказался полностью повержен. Едва пробудившиеся амбиции были задушены на корню, и он всё глубже и глубже уходил в депрессию, проводя свои дни сначала на ипподроме, а затем и в азартных играх. Каждый раз он возвращался домой лишь затем, чтобы попросить денег. В конце концов «немного разочаровал» превратилось в «разочаровал полностью». Здоровье Шэнь Кэченя с каждым годом ухудшалось, и Шэнь Ляншэн уже через четыре года после своего возвращения получил контроль над половиной бизнеса и инвестиций семьи Шэнь. Уходить или нет и, если уходить, то когда – теперь зависело лишь от того, как сложатся обстоятельства.
Пусть история эта была не из тех, которой хвастают, всегда найдётся парочка человек, которые в курсе событий. Когда они сплетничали между собой, их оценка второго сына семьи Шэнь всегда крутилась вокруг «кусающие собаки, не лают».
Не то чтобы Шэнь Ляншэн не знал об этих слухах, просто не принимал их близко к сердцу – да и спорно было, есть ли у него это самое сердце. Даже он сам иногда думал, что его имя ему удивительно подходит.
Его жизнь определённо была холодной.
---------------------------------
«Лян» – холодный, «Шэн» - жизнь.
---------------------------------
Машина свернула с 25-й улицы, и дорога стала тише. У Шэнь Ляншэна был назначен деловой ужин у Кисслинга в восемь, и он велел водителю поспешить, чтобы он мог заехать домой и переодеться. Однако они не проехали и двух перекрёстков, как он выкрикнул: «Притормози».
Телохранитель на водительском сиденье отлично стрелял, но не был первоклассным шофёром, так что, услышав приказ, просто нажал на тормоза. Шэнь Ляншэна качнуло вперёд, но он не рассердился, лишь спокойно заметил: «Все в порядке. Поехали дальше».
Машина продолжила свой путь. Шэнь Ляншэн откинулся на спинку кожаного сиденья, поддерживая голову одной рукой и закрыл глаза. На его лице не было ни следа озабоченности, но внутри было неспокойно.
Ему на мгновение показалось, что у обочины дороги мелькнула высокая худощавая фигура, и он немедленно выпалил: «Притормози». Однако, присмотревшись, он понял, что это вовсе не тот, о ком он думал.
Мимолётная встреча со случайным незнакомцем вместо того, чтобы тут же забыться, так сильно врезалась в память, что и сам Шэнь Ляншэн был крайне удивлён.
Он снова закрыл глаза и представил себе его лицо. Воспоминание было настолько чётким, будто было запечатлено на обратной стороне его век, как если бы каждый штрих был вырезан ножом.
Молодой человек стоял перед ним, высокий и стройный, с лёгкой улыбкой на губах. Его глаза были чуть прищурены, возможно, из-за того, что он привык носить очки, а родинка цвета киновари у края глаза в форме персиковой косточки делала его взгляд нежным и любящим.
И в этот момент, как будто на полной скорости надавили на тормоза, сердце Шэнь Ляншэна словно оборвалось, а затем снова стало лёгким, и он почувствовал, как закружилась голова. Как будто невидимая рука дёрнула его сердце на себя.
За ужином Шэнь Ляншэн напился. Что случалось с ним крайне редко. Он упал на кровать и забылся, чувствуя лёгкий алкогольный дурман. Ему снился прекрасный сон, настолько яркий, что не отличить от реальности.
Во сне он прижимался к тёплому телу, не различить – мужскому или женскому, лица он тоже не видел. Он помнил лишь маленькую родинку у уголка глаза, такую же красную, как кровь, и именно он поставил её.
Это был всего лишь сон, но то, что он чувствовал при этой близости, было таким ярким, таким острым, что затмило любой секс, который у него был в реальности. Его сердце бешено колотилось даже после того, как он проснулся, кончив во сне.
Шторы были плотно занавешены, толстый бархат не пропускал снаружи свет, как будто отгораживая спальню и кровать с балдахином, от остального грязного мира.
Комната была погружена в уютную темноту. В его памяти возникло обнажённое тёплое тело, которое он видео во сне, и Шэнь Ляншэн снова почувствовал возбуждение.
Эта непонятно откуда взявшаяся, совершенно иррациональная страсть была крайне странной, настолько странной, что даже то, что её объектом был мужчина, которого он видел всего раз в жизни, было уже не настолько важно.
Не говоря уже о тех годах, что он провёл за границей, хватило бы и того разврата, что он насмотрелся во время деловых вечеринок после возвращения. Покупка актёра и забавы между мужчинами были самыми невинными. Это было время крайностей, безверия, государства в государстве, гламура и хаоса, когда стёрлись понятия морали и безнравственности, правильного и неправильного. Жизнь превратилась в безудержный разгул и удовольствия.
Большую часть времени Шэнь Ляншэн лишь холодно наблюдал за всем этим, просто оставаясь в стороне, и мог в любое время уйти. Но иногда ему казалось, что он уже настолько увяз в этом, что ничем не отличается от других, погрязших в этом веселье.
Например сейчас, лёжа в своей кровати со снова отвердевшим членом в руке, он мысленно вернулся на тот перекрёсток, где вчера наблюдал, как в толпе медленно растворяется серый силуэт, и чувствовал в своей груди необъяснимую пустоту. Досадно, что он даже не спросил его имени.
Рука двигалась всё быстрее и быстрее, боль в груди усиливалась и росла, постепенно превращаясь в неприкрытое желание обладать. Изнутри поднимались въевшиеся до мозга костей расчётливость и коварство. Шэнь Ляншен начал продумывать план. Чтобы поймать добычу, нужно расставить ловушки и ждать.
Чего бы это ни стоило. Он успокоится, только когда получит желаемое.